|
|
Тексты Шамиль Керашев. Андрей Тарковский: великий гуманист мирового кинематографа
Шамиль Керашев
Андрей Тарковский: великий гуманист мирового кинематографа
К 83-й годовщине со Дня рождения Андрея Тарковского
4 апреля великому русскому кинорежиссеру Андрею Арсеньевичу Тарковскому исполнилось бы 83 года. Его вклад в искусство - как отечественное, так и мировое - сложно переоценить. А полностью осмыслить его творческое наследие, скорее всего, будет по силам лишь нашим далеким потомкам. И только в том случае, если они смогут стать ближе к нравственному идеалу. Сам Тарковский стремился к нему всю свою жизнь.
Семь фильмов Андрея Тарковского — семь общепризнанных шедевров отечественного и мирового кинематографа — кажется, уже изучены вдоль и поперек. Сказать о них новое, шокирующее, необычное слово — видимо, непосильная задача. И, тем не менее, назвать хотя бы одну из этих киноработ «памятником искусства» (в значении чего-то заскорузлого и имеющего лишь музейную ценность; в кинематографе, согласитесь, бывает и такое) не повернется язык. Скорее всего, потому, что ленты Андрея Арсеньевича и по сей день актуальны. Актуальны, с какой бы стороны мы на них не смотрели. Для кого-то Тарковский — это превосходная степень эстетики, визуальная безупречность и живая, дышащая, практически осязаемая «картинка». Для другого зрителя его ленты — совокупность ценнейших философских высказываний, гимн Человеку и всему человеческому, настоящий кодекс современного гуманизма.
Что из этого было наиболее важным для самого режиссера? Ответ находится в его дневниках — труднодоступном, практически дефицитном, но обязательном к прочтению любым киноманом (и, пожалуй, не только киноманом) «Мартирологе». На этих страницах Тарковский не раз и не два признается: кино для него — ни в коем случае не развлекательный аттракцион. А, скорее, инструмент постижения истины, способ бросить вызов разуму и эмоциям аудитории. Заставить людей переживать и думать. И, в конце концов, направить их на путь саморазвития и самосовершенствования. Кто-то назовет такой подход радикальным — и отчасти будет прав.
Не будь в кино отрицаемой Андреем Арсеньевичем развлекательной жилы, мы бы никогда не увидели на экранах ни постмодернистских каруселей Квентина Тарантино, ни культовую трилогию о «Матрице», ни спагетти-вестернов Серджио Леоне (называем лишь то, что первым пришло в голову; список можно продолжать до бесконечности) — не говоря уже о золотом фонде комедий (кстати, выдающийся советский кинематографист очень любил Чарли Чаплина, но относился к нему не как к комику, а как к «маленькому человеку» фильмовой индустрии). С другой стороны, отталкивайся нынешние отечественные «киношники» от подобных принципов, мы имели бы гораздо больше шансов увидеть российское кино, отличное от сомнительных ремейков советской эксцентрики или псевдосоциальной человеконенавистнической «чернухи», почему-то претендующей на крупные награды мировых форумов.
Правда, шанса посмотреть новое сновидческое «Зеркало», увидеть на экранах нового медитативного «Сталкера» или беспощадного в своей правдивости «Андрея Рублева» мы были бы лишены в любом случае — и вряд ли будем иметь такую возможность в сколь-либо обозримом будущем. Ведь фильмы Тарковского умел и мог снимать лишь сам Тарковский. Эти картины, конечно, очень разные внешне — по антуражу, по сценарию, по своему символизму и далее — но они связаны воедино обязательной и важнейшей для Андрея Арсеньевича Идеей, постулатом его искусства. По Тарковскому, над любым страданием (разумеется, неизбежным для вида homo sapiens) возвышается нечто гораздо более могучее, упоительное и счастливое. И «все будет, и все обойдется», как говорит Иннокентий Смоктуновский в пронзительной концовке того же «Зеркала» — за секунды до того, как в тишину врываются упоительные напевы баховских «Страстей по Иоанну».
А блудный сын обязательно вернется в отцовские объятия — и даже безжалостный Космос не может стать тому помехой. Самому режиссеру не стал помехой скандальный отъезд из Советского Союза. И за границей — несмотря на неустранимые противоречия с тогдашней властью нашей страны — он оставался любящим сыном своей Родины, снимая сначала шедевр с говорящим названием — «Ностальгию», а затем и наполненное разнообразными рефлексиями «Жертвоприношение», гораздо более понятное нашему зрителю, нежели зарубежному. Хотя и за рубежом Тарковского любили и ценили. Правда, иногда кажется: подчеркнуто хорошее отношение к нему было, скорее, попыткой оппонировать — причем показательным образом — позиции нашего Госкино... В любом случае, это тема для совсем другого рассказа — не о кино, а о политике. И сегодня он вряд ли уместен.
О Тарковском в его день рождения можно говорить еще очень и очень многое. Упоминания заслуживает, например, его любовь к конкретным актерам. С ними (Солоницыным, Гринько, Тереховой, Янковским) Андрей Арсеньевич всегда был строг и требователен, мог буквально довести до истерики (как это было со сценой обезглавливания петуха в «Зеркале») — и при этом учил играть не только мимическими мышцами лиц, но и душой, выкладываясь перед камерой, вживаясь в образы персонажей целиком и полностью. Есть и всяческие интересные нюансы: удивительно, но Тарковский — один из величайших художников мирового кино — не хотел, чтобы его произведения казались зрителю «слишком красивыми», всегда стремился к естественному восприятию (как и не слишком любимый им, но от этого не менее замечательный заокеанский коллега Стэнли Кубрик).
Можно, наконец, вспомнить, как он — уже будучи безнадежно больным, за считанные дни за смерти - писал в дневнике о желании экранизировать Евангелие. Впрочем, обо всем этом можно прочитать в многочисленных статьях — достаточно вбить соответствующий запрос в поисковик. Мы же сегодня ограничимся ненавязчивой рекомендацией. Проведите этот вечер с каким-нибудь из фильмов Андрея Арсеньевича Тарковского. Даже будучи уже когда-то просмотренными, они каждый раз помогают взглянуть на мир по-новому. И полюбить его всем сердцем.
По материалам сайта Российской Газеты
|